Яркие лучи солнца прошивали кабинет хозяина Репьевского книжного издательства «Шестидюймовочка» Сигизмунда Громатейко. Сам он, набычившись, рассматривал опухшую физиономию критика Тычиночкина, брезгливо вертевшего в пальцах пустую рюмку. На челе препаратора литературы красовалась печать мрачной безысходности. — Перестань киснуть, — не выдержал, наконец, затянувшейся паузы Громатейко. — Можно подумать, в первый раз. — В том-то и дело! — возопил высоким дискантом Тычиночкин. — Не в первый и не в последний, чтоб твоего Соснищева летающим блюдцем придавило! — Он такой же мой, как и твой, — счел нужным обидеться Сигизмунд. — Монографию о его творчестве не я писал. — Творчество… — скривился критик протягивая Громатейко рюмку. — Слово-то подобрал… Гнусоплодие, размножающееся, аки кролики, вот суть его деяния. Не простит нам Ее Величество Литература глумления над нею… — Ну, полетел-поехал, — Сигизмунд щедро плеснул коньяк в подставленную тару. — Любишь ты, Мишутка, словесные вензеля выписывать. В школе еще таким был. Да если хочешь знать, Соснищев… — Не поминай мерзопакостника! — взвыл Тычиночкин. — Откуда он свалился на нашу голову? Гнусь смердящая, червь святотатственный! — Подлец редкостный, — легко согласился Сигизмунд. — Но что же, брат, делать? Соснищев… И опять хозяину «Шестидюймовочки» не удалось завершить свою мысль. Раздался звук, весьма напоминающий свинячий хрюк, что-то ярко вспыхнуло, и посреди кабинета возникло странное полупрозрачное существо. Поколебавшись мгновение, оно распростерлось на паркете. — Опять инопланетянин! — возмутился Громатейко. — Заколебали. По улице не пройдешь, чтобы на какую-нибудь образину не напороться. Чего приперся? — Может, рукопись принес? — предположил Тычиночкин, хладнокровно прихлебывающий коньяк.В рамках рубрики «Назад в будущее» мы публикуем взгляд из прошлого — рассказы писателей-фантастов о будущем, написанные десять лет назад для специального проекта компании «ФИНАМ». Подробнее о рубрике читайте тут. Однако странный гость отрицательно замотал верхней частью туловища и пронзительно заскулил. Сигизмунд почувствовал, как от нытья пришельца у него разом заболели все зубы, включая искусственные. Он хотел уже было вызвать охранников, дабы те вышибли инопланетянина к чертовой матери, но не успел. — Милосердия прошу! — смиренно прогундел незваный гость. — Вина моя столь же велика, как и раскаяние, гнездящееся в моей эфирной сути. — О чем это он? — озадаченно спросил Громатейко. Критик молча пожал плечами. Инопланетянин покрылся желто-зелеными фасолинами и со всхлипом сообщил: — Я несчастный ученый из пылевидного скопления, доселе не известного человечеству. Каюсь, именно моя гордыня привела к появлению в достославном Репьевске того самого Соснищева, коего столь часто упоминали вы сегодня… — Что-что? — дернулся Сигизмунд. — Он беглый экспонат моего вивария, — печально признался пришелец. — Неудачная попытка скрещивания таланта и производительности. Суд чести девятиста цивилизаций удовлетворил мою просьбу изъять этот научный брак из вашей среды, что и будет немедленно исполнено. Но как я могу загладить свою вину перед вами лично? Из всего этого бреда Громатейко понял одно слово и тут же на него отреагировал. — Как это «изьять»? — рявкнул он, наливаясь кровью. — Вы что, вконец одурели? А пипл? — Не понял… — растерялся пришелец. — Я тебя, тупица, спрашиваю, что пипл хавать будет? У меня с Соснищевым двенадцатилетний договор на три романа в год. Просекаешь? Кто убытки возместит? — Я, — потерянно признался инопланетянин. Сигизмунд успокоился и принялся что-то прикидывать, но встрепенувшийся Тычиночкин уже пошел в лихую кавалерийскую атаку. — Дело не только в деньгах! — возмущенно воскликнул он. — А моральные издержки? Я, например, долгое время изучаю феномен популярности Соснищева, влияние его творчества на широкие читательские массы. Вы что предлагаете мне похерить дело своей жизни? А? — Что же делать? — пришелец окрасился в цвет берлинской лазури. — Ведь моя вина… — Да пошел ты… — совсем уж распалился критик, но его прервал Громатейко, сосредоточенный, как снайпер на огневой позиции. — Подожди Михаил, — веско заявил он. — Господин ученый прав. Ошибки нужно исправлять и делать это следует безотлагательно. Можно сделать, чтобы Соснищев выдавал по шесть романов в год? — Да… — всхлипнул инопланетянин. — Много, — прикинув что-то, высказал свое мнение Тычиночкин. — Слишком хорошо тоже нехорошо. Думаю, четырех хватит. По одному в квартал, бесперебойно. — Попробуем, — поколебавшись, согласился Сигизмунд. — Ты все понял? — спросил он пришельца. Тот мелко закивал передней частью туловища. — Вот и отлично, — снисходительно улыбнулся Громатейко. — Через годик явишься, подкорректируем, если понадобится, темп и объем работы. Сам виноват. Настоящая наука, если хочешь знать, ошибок не прощает. Аривердерчи. Не успел кондиционер втянуть в свое нутро легкий дымок, оставленный исчезнувшим инопланетянином, как дверь кабинета с грохотом распахнулась. Так врываться к всемогущему хозяину Репьевского издательства позволял себе только один человек — Серафим Соснищев. Небрежно швырнув на стол дискету, он изрек: — Печатайте. А ты, Мишка, статью пиши. Да не такую, как прошлый раз, а с огоньком, с энтузиазмом! Чтоб до печенок пробирала. Пойду гонорар получать! Оставшись одни, друзья переглянулись. — Сволочь, — печально констатировал Сигизмунд, протягивая руку к бутылке с коньяком. — Писака убогий… — А что ты хочешь? — пожал плечами Тычиночкин. — Брак, он и есть брак. В любой цивилизации. Будем рады вашим отзывам и комментариям.